Турпоездка в будущее

В прошлом номере мы напечатали письмо семьи Грушиных.

«Мы не знаем, за кого голосовать, — писали нам глава семьи Лева, его жена Наташа и пятнадцатилетний сын Петя. — Если бы точно знать, как мы будем жить, если страна пойдет тем или иным путем... Но это, увы, невозможно». Это как раз возможно. В чем и убедились Грушины, съездив с корреспондентами «НДБ» в две страны: в Чехию, несколько лет назад освободившуюся от коммунистов, и Туркмению, где бывший первый секретарь туркменского ЦК за несколько лет успел построить самую страшную модель социализма — сталинскую.

Аэропорт. Самолет

Прага. В аэропорту «Шереметьево-2» Грушины заметно нервничали, поскольку в первый раз пересекали государственную границу. Волнения были совершенно напрасными — до нас никому не было дела. Чтобы уехать у Чехию, не нужна не то что виза — даже приглашение. Билет нужен и загранпаспорт. Не заметили, как долетели. Только на ашхабадском рейсе и оценили прелесть пражского перелета.

Ашхабад. В московском аэропорту «Домодедово» перед посадкой в самолет «Туркменских авиалиний» мы обратили внимание на ручную кладь пассажиров: сумки, набитые сосисками, колбасой, сыром, хлебом. В дороге этого не съешь.

В салоне самолета на самых видных местах висели два красивых цветных портрета одного человека: в халате поверх костюма и в легкомысленной рубашке с короткими рукавами.

Наташа подозвала стюардессу:

— Скажите, а кто этот человек на портретах? Наш пилот?

Стюардесса чуть не выронила поднос:

— Вы что?! Это наш Туркменбаши! — и уже шепотом, участливо спросила: — Вы хоть знаете, куда летите?

Часа через два стали кормить. Еда состояла из трех ломтиков варено-копченая колбасы, сквозь каждый из которых на просвет были видны приветливые лица стюардесс, я большого куска хлеба мышиного цвета, сквозь который ничего не было видно.

Наш самолет свершит посадку в аэропорту имени Сапармурата Туркменбаши города Ашхабада, — сказала стюардесса. — 27 сентября 1991 года началась новая история Туркменистана под руководством Сапармурата Туркменбаши. Он заслужил уважение и любовь своего народа, который наградил его званием дважды Героя Труда...

Во время толкового пересказа биографии Туркменбаши мы некстати нырнули в облачность.

— Жалко девушку, — сказал мой сосед, пожилой туркмен, — больше не будет работать в авиации.

— Почему?

— При изложении биографии Туркменбаши должно светить солнце, — сказал старик.

В аэропорту имени Туркменбаши кого-то встречали. Не нас, потому что наш самолет, наоборот, отбуксировали в самый глухой угол старого аэропорта. Очень скоро мы узнали, что одновременно с нами в Ашхабад слетались главы стран Организации экономического сотрудничества. Туркменбаши принимал глав Турции, Пакистана, Афганистана, Азербайджана, Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Узбекистана и Ирана.

На таможне нам предложили задекларировать все, что у нас есть в сумках, особенно иностранные газеты. Моего таможенника особенно заинтересовала газета «Спорт-экспресс». Он вертел ее, шевелил губами, что-то бормотал. Я два раза спросил, что противозаконного тут может быть написано, и наконец догадался, что он просто читает для себя. И пока таможенник не узнал все свежие спортивные новости, я стоял перед ним и ждал. А потом он все равно конфисковал газету.

Не повезло и Пете. Он попытался нелегально провезти на территорию нейтрального Туркменистана роман Пушкина «Евгений Онегин», по которому ему перед отъездом задали сочинение.

— Почему не задекларировал специальную литературу? — спросил таможенник у Пети. Петя очень испугался.

— Не знал? Сейчас узнаешь. Дай сюда литературу. Таможенник прочитал название.

— Так. А ты знаешь, что такое личный досмотр? А вдруг у тебя что-нибудь еще похлеще есть на животе? А?

Когда «Евгения Онегина» и Петю все-таки Пропустили в Туркмению, бедный мальчик спросил у папы:

— Чего он ко мне придирался? Вот в Праге...

— Тут тебе не Прага, — справедливо заметил Лева.

Дорога

Ашхабад. Мы вышли из здания туркменского аэропорта. По обеим сторонам дороги, ведущей к городу, плотными рядами стояли туркменские девушки и юноши с транспарантами и флажками и стройно кричали здравицы Туркменбаши и его пока что отсутствующим гостям. Я думал, что уже никогда не увижу такого. Встречающим было очень жарко. Они стояли у дороги уже много часов. Им хотелось пить, они спрашивали у нас воды. Но нам тоже хотелось пить, а выехать раньше высоких гостей никто не имел права.

Так мы провели первых три часа в стране Туркменбаши. Наконец хозяин и гости проехали. Толпа встречавших, с удовольствием побросав в грузовики транспаранты и флажки, бросилась к своим автобусам. И эта картина ничем не отличалась от сюжетов советской власти. Впрочем, несколько дней назад, когда мы ехали из аэропорта в Прагу, нам тоже кое-что напоминало об этих сюжетах.

Прага. В турбюро аэропорта мы Долго выбирали отель. Сотрудница бюро говорила по-русски — раньше чехи учили наш язык в школе. Попробовали бы не учить.

Грушиным понравились сразу все рекламные проспекты. Остановились на отеле «Аха». В уютном микроавтобусе нас вез туда пожилой чех. Дорогой он показал российское посольство, бывшее советское.

— Где же? — спрашивает Наташа. — Тут только стена.

— Это и есть посольство. Оно большое. Там, за стеной и за деревьями. Много гектаров Праги. Ваши руководители любили наш город, поэтому им нужно было много нашей земли. А вот на той горе стоял памятник Сталину. Его видел весь город. И он видел весь город. И город все время чувствовал это. Поэтому, когда в России и Чехии сменилась власть, памятник убрали. Без него всему городу стало легко дышать.

Отель. Ночь

Прага. Мы приехали в отель вечером. Нас ждали. После дороги ночь проспали, как убитые. Мы тогда не подозревали, как можно провести ночь в столице иностранного социалистического государства. Узнали через неделю.

Ашхабад. Мест в гостиницах не было. Все они были на две трети или совсем пустые, но Туркменбаши все равно велел никого на всякий случай не пускать. Везде висели памятные по советским временам таблички: «Мест нет». Глубокой ночью над нами сжалилс администратор гостиницы «Ашхабад». Его поступок без преувеличения заслуживал уважения.

Но уснуть нам так и не удалось. Всю ночь к нам в окно стучался сам Туркменбаши, огромный портрет которого был укреплен на фасаде гостиницы. Мочка левого уха Туркменбаши пришлась как раз на окна нашего номера и полностью закрыла их от внешнего мира. С непривычки было страшновато. Казалось, Туркменбаши всю ночь внимательно прислушивается к нам левым ухом.

Город

Ашхабад. На следующее утро мы позавтракали в гостинице. Завтрак в туркменском ресторане ничем не отличайся от обеда в туркменском самолете. А цены — от московского ресторана.

—Что посмотреть в городе? — спросили мы у таксиста.

— Как что? — удивился он. — Улицу Берзинги.

Ничего, подобного улице Берзинги, нет не только в Праге — во всем мире. Три километра мы ехали вдоль шикарных, сногсшибательных, умопомрачительных пятизвездочных отелей. 24 отеля. 24 бриллианта. Это Ашхабад. Это Туркменбаши.

В один отель нас пустили. Здесь ночевал и только что съехал президент Турции. Во всем гигантском отеле было 18 номеров. Администратор показала нам их. Двухместный люкс стоил 100 долларов, президентский — 200.

— Очень уж дешево, — недоверчиво сказал Лева. — Ведь в таких номерах должны жить арабские шейхи.

— А они и живут, — улыбнулась администратор. — Приезжает арабский шейх, покупает весь отель на неделю и уезжает охотиться. Через неделю возвращается, переночует — и домой. Видите ли, год назад, когда отель построили, президентский номер стоил около тысячи долларов в сутки. Тогда воду в нашем бассейне меняли каждый час, для этого приходилось на время отключать воду в квартирах города. Но сами понимаете... мы бедная страна. А шейхи приезжают редко.

— Лева, пойдем, — сказала Наташа, — мне не нравится эта достопримечательность. Пражские мне нравились больше.

Прага. Первое утро в Праге принесло первые волнения. Мы пошли завтракать. Нас ждал шведский стол. Еды можно было брать сколько угодно. Через четверть часа Петя ужё не мог есть. Но и остановиться тоже не мог. Пытка едой продолжалась, пока родители чуть не под руки вывели ребенка из зала.

Мы сразу решили посмотреть город. Грушины были ошарашены красотой Праги. Но и всякий, кто объездил весь мир, был бы ошарашен. Прага — прекрасный и великий город. Рассказывать об этом бессмысленно, все надо увидеть» каждую улицу.

Мы поехали на экскурсию. В Соборе Святого Витта увидел гробницы Карла IV и других чешских императоров.

— А коммунистов здесь не хоронили? — почему-то спросил Лева экскурсовода.

— Только императоров, — внимательно посмотрев на него, ответил экскурсовод. — Коммунистам построили другой собор, мавзолей. Там долгие годы была... — он подыскивал нужные русские слова, — выставка мертвого тела Клемента Готвальда.'

— А где оно теперь? — спросил Лева.

— Где-то в земле, — коротко ответил экскурсовод.

После экскурсии мы долго гуляли по вечерней, а потом по ночной Праге. Пока сидели в знаменитой пивной «У Флеку», чехи выиграли чемпионат мира по хоккею у канадцев. В огромных залах пивной были мониторы, и все — официанты и клиенты — сходили у них с ума. Но вот чехи выиграли, официанты наобнимались друг с другом и пошли угощать клиентов бесплатным пивом.

 

Магазины

Прага. Пражские магазины сейчас не очень отличается от московских и парижских. Те же товары, те же фирмы. Может быть, цены немного пониже московских. В самом большом пражском универмаге «Котва» наша семья надолго застряла только в одной секции — той, где продавали телевизоры. Все они были включены, и по всем шла «Санта-Барбара». Та же, что и у нас, только с опережением на полторы-две тысячи серий.

Потом глава семьи повел всех в секцию обуви. Он все вспоминал про знаменитые чешские туфли, которых днем с огнем когда-то было не сыскать в Москве. Чешскую обувь мы в «Котве» нашли быстро. Ее было немало. Но еще больше немецкой, австрийской, итальянской. Ее и покупали в основном чехи. И Грушины купили Пете сандалии австрийского происхождения.

Ашхабад. В Ашхабаде мы тоже были в магазинах — сразу после экскурсии на улицу Берзинги. На всех без исключения прилавках стояли трехлитровые банки с томатным соком и огурцами. Была еще соль. А больше ничего и не было. В одном магазине мы увидели, правда, такую же колбасу, какую ели в самолете. Она стоила раза в полтора больше московской. Продавщица сказала, что колбаса лежит здесь уже больше года.

Было не по себе. Ошарашенный Петя крутил головой по сторонам. Он такого не видел или был такой маленький, что не помнил. После улицы Берзинги мы вдруг оказались в настоящей, страшной, мертвой нищете.

— Мама, а как же ови живут? — спросил Петя Наташу,

— Приезжайте, посмотрите, — услышав это, сказал туркмен, который подвез нас до магазина.

Народ и партия

Ашхабад. Наш водитель жил за городом, в небольшом районном центре. Мы, конечно, уже ждали портрет Туркмен-баши в красном углу. Петя довольно требовательно спросил, где он.

— А мы, когда скучаем по нему, включаем телевизор и смотрим сколько хотим, — сказала хозяйка дома.

Эта семья ничем не отличается от других. Ну, может, чуть получше живет, потому что хозяин занимается частным извозом. А вообще, здесь, как и везде в республике, люди голодают.

— Ну почему он только говорит и говорит и хочет, чтобы и другие только и говорили про него? — сокрушалась хозяйка. — Ну сделал бы хоть что-нибудь для смеха. А он только памятник своей матери поставил в благодарность за то, что родила такого сына. Да еще трибуну себе построил из катарского и испанского мрамора, да президентский дворец достраивает. А вся страна на этот дворец, да еще на улицу Берзинги работает. Довел нас до того, что держим семь курей только для того, чтобы через день хоть от одной было яйцо. А зарплата 14 тысяч манат, по-вашему 18 рублей — это как? А то, что на человека положено 100 граммов маргарина в месяц? Это вместо сливочного масла...

Грушины долго разговаривали с семьей в этом маленьком райцентре. Обменялись адресами, позвали в гости. Только ясно, что никогда эта семья в гости к Грушиным не поедет. Никто в Туркмении давно ни в какие заграницы не ездит.

Кроме, разумеется, Туркменбаши. Средства массовой информации широко освещают его официальные дружественные визиты. Потом выходят книги: «Индонезиада Туркменбаши», «Руссиада Туркменбаши», «Ираниада Туркменбаши»...

— А к нам скоро гости из Праги приедут, — ни к селу ни к городу вдруг похвастался Петя.

Прага. Мы познакомились случайно. Пожилая женщина на улице услышала, что мы русские, и сама подошла к нам. Она дочь русских эмигрантов, родилась в Чехии, зовут Елена Евгеньевна. Живет с дочкой и внучкой. Средняя пражская семья. Стандартная трехкомнатная квартира в уютном районе Праги, такая же, как в любом городе России. Маленькая кухня, маленькая ванная. Их устраивает.

Нас встретила Таня, дочь Елены Евгеньевны, и пес Хэппи. Две семьи тоже долго разговаривали.

— А у вас есть дача? — спросила Наташа. — У нас есть дом в деревне, достался еще от деда. Сейчас на огороде самая работа, я все думаю об этом.

— Есть, на границе с Австрией, в 280 километрах от Праги. Два километра до границы. Иногда за грибами ходим и забредаем в Австрию. Эта дача у нас больше 20 лет. Раньше, при коммунистах, ездить туда было не очень просто — граница с капстраной. Все эти места были наводнены пограничниками, шпионами, все боялись провокаций. Наш дом хорошо просматривался и с чешской, и с австрийской вышек.

В 89-м колючую проволоку убрали, границу открыли, и Елена Евгеньевна с Таней стали пешком ходить в Австрию.

Грушины очень хотят получить землю, на которой работал еще дед Наташи, в частную собственность. Но у них пока ничего не получается. Лева как раз и надеялся, что проблему эту как-нибудь решат коммунисты.

— Я бы на вашем месте не обольщалась, — посоветовала Елена Евгеньевна. — Помню, до 1948-го года, когда они еще формально не пришли к власти в Чехословакии, хотя все уже фактически было в их руках, коммунисты твердо обещали, что никогда не отберут у крестьян землю. И первое, что сделали, придя к власти, — отобрали. Так ч вы подумайте.

Ашхабад. Все продукты, которые жители туркменской столицы и страны в состоянии купить, продаются по карточкам, только по предъявлении прописки. Жителю столицы полагается на месяц два килограмма мяса, килограмм соли, килограмм сахара. Конечно, чудовищные очереди, и мало кому достается, но положено всем. Очередь за двумя бутылками кефира (больше в одни руки не дают) столичные жители занимают в два-три часа ночи. И все равно — спасибо Туркменбаши от жителей столицы, потому что другим положено гораздо меньше. Кефира, например, за пределами столицы не бывает. А он дешевый.

В последнее время были катастрофические перебои с хлебом. Среди смирного туркменского народа прокатилась волна хлебных бунтов. В столицу приезжали туркмены с гор. Они переворачивали машины, маршировали по проспекту Туркменбаши (бывший Ленина). Их увозили в неизвестном направлении. Где они сейчас, никто не знает. И вообще на эту тему не говорят.

На борьбу с хлебным дефицитом брошены лучшие силы республики. И в первую очередь газеты Сапармурата Туркменбаши «Нейтральный Туркменистан» и «Вечерний Ашгабат, доходчиво разъяснившие человеку, как ему питаться.

«Человеческому организму не все равно, что и с чем и съедается. Пищеварительная система – это не топка, где продукты сгорают а технологическая линия... Чтобы запустить природные механизмы нормализации пищеварения, можно съесть сырые овощи без хлеба... Затем съедается мясо или рыба, или другая белковая пища, обязательно без хлеба» («Вечерний Ашгабат»).

Но даже рекомендации прессы не всегда помогают бороться с голодом в республике. И Сапармурат Туркменбаши использовал последнее средство. Он распорядился, чтобы в следующем году запланировали собрать хлеба больше, чем в предыдущем.

Средняя зарплата в Туркмении — 5-7 долларов. Туркменбаши не очень нравится частная собственность. Ему больше по душе плановая государственная экономика при руководящей роли партии — то, к чему привык бывший первый секретарь ЦК Компартии Туркмении Сапармурат Атаевич Ниязов.

Сейчас в Туркменистане однопартийная система. Руководит жизнью страны Демократическая партия во главе с Сапармуратом Туркменбаши. Очевидцы рассказывают, что создание ее происходило на последнем пленуме ЦК Компартии Туркмении. Обсуждали текущие вопросы, вдруг Сапармурат Атаевич предложил сделать перерыв на 15 минут, а за это время всем участникам пленума — написать заявления о приеме в новую партию, демократическую. Через 15 минут партия была создана.

Сейчас главная официальная доктрина Демократической партии — объяснять массам политику Туркменбаши, новую мировую дипломатию Туркменбаши, философское наследие Туркменбаши. Под конец поездки Грушины, кажется, сами способны были хоть кому объяснить и то, и другое, и третье.

Возвращение

Прага. Рассказать про возвращение из Праги, к сожалению, нечего. В аэропорту мы выпили шампанского за удачное начало нашей экспедиции. Потом сели в самолет и прилетели в Москву.

Ашхабад. На таможне в туркменском аэропорту у меня так же тщательно, как и три дня назад, прощупали портфель. Молча пропустили. Я уже хотел было пойти на регистрацию, когда ко мне подошли двое в штатском и сказали:

— Пройдемте в комнату для личного досмотра.

Когда я вошел в эту комнату, там уже был наш фотокор. Нас обыскали. Потом велели раздеться и снова обыскали.

— Ну что, — спросил меня напоследок один из тех, кто обыскивал, — всю информацию собрал? Все записал? Видимо, нас пасли все это время. Я сказал, что записал все. Это действительно все.

 

АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ

Газета "Не дай Бог"